"Волчья память"

Никогда не надоест чувствовать в ладонях волнистую и курчавую, жесткую или по-игрушечному плюшевую, теплую звериную шерсть.
Все прирученные звери реагируют на ласку одинаково. Расслабляются и замирают, подставляя шею, бок, брюшко. Урчит кошка, потому что ты перебираешь ее тонкую рассыпчатую шерсть за ухом, вытягивается на спине собака, сонно улыбается и вздыхает. Медленно клонится на бок и тоже поворачивается животом кверху волк, растеряв от удовольствия лапы. Рокочет, прикрыв глаза, орангутан, когда проводишь рукой по его темной пупырчатой коже. Струится между пальцами длинная рыжая шерсть.
В готовности выполнить, что пожелаешь, старательно ловит твой взгляд собака. А под долгим взглядом орангутана никак не отделаться от ненаучной мысли, что он знает тебя лучше, чем ты его.
Они нас ждут. Они рады нашему возвращению. И нет уже тяжести на душе - такие у них сильные лапы и горячие языки, хитрющие физиономии.
Стою среди посетителей зоопарка за барьером. За решеткой привычной походкой невольного зверя безразлично вышагивает Серый. В дальнем углу свернулась Буяна.
- Серенький, Сережа... - неуверенно произношу издалека. Может, на имя свое откликнется, если голос мой забыл? Куда там. Не изменится походка, не шевельнется ухо, не насторожатся глаза.
Все. Не узнали меня волчатки.
Два года общались мы с Сережей и Буяшей. Гуляли, играли и работали, кормили их и чистили клетки. Буяна - кличка самая что ни на есть подходящая. А вот таких ярко-рыжих волков, как наш Серый, долго искать придется. Когда мы познакомились, они были игривыми полугодовалыми щенками. Но серьезные их характеры уже хорошо были заметны.
Зверюшки хозяев не обижали. Иногда, правда, приходилось напоминать, кто здесь хозяин. Но если хозяина обижали люди, можно было уткнуться в густую жесткую шерсть, и вот уже тебя с упоением умывали и причесывали по-своему. В череде забот и требований, капризов и нежностей несерьезными становились недавние печали.
Волки взрослели, и уменьшалось число людей, с присутствием которых они мирились. Доверительным оставалось отношение к трем людям, которые приходили к ним ежедневно.
Но вот однажды, когда мы с волками гуляли: мой Друг с Сережей на поводке, я - с Буяшей, Серенький попытался мимоходом померяться силами и со мной. По весу он меня уже давно обогнал. Буяна упрямо тянула свою цепь из моих рук куда-то за угол, где от вольер пахло кроликами. А тут - некстати - Серый со своей проверочкой. И так у него это получилось резко и неожиданно, что я подсознательно отпрянула, дала слабину.
Профессионализм не в том, что бы быть сильнее животного. Если с волком это еще возможно, то с гориллой или орангутаном - весьма сомнительно. Профессионализм в том, чтобы не допустить агрессии, что бы не возникло самого вопроса: "Кто сильнее?". Ну, а если вопрос все-таки поставлен, решать его нужно самому.
Профессионализм и в том, чтобы вовремя уйти за решетку. Серый, волк на редкость крупный и сильный, мигом чуял чужой страх, и это вызывало у него ярость. Но поначалу его агрессия возникала под знаком вопроса попыткой в четверть силы. Зверь не может сразу сбросить с себя авторитет того, кому с детства доверял и подчинялся. Вначале он "кидает пробный шар". Оставленный тем "шаром" след от клыка сквозь ватную телогрейку, ватные брюки и картонную пачку, полную сигарет, не исчез и через десять лет.
Мой Друг прикрутил Серегу и отправил в клетку, не дав нам выяснить отношения. На то, что бы справиться с первой, не на полную мощь атакой, силы у меня были - не впервой. Но Друг не мог позволить себе не защитить меня. Так уж он был воспитан. И это джентльменство пошло не на пользу.
Назавтра, когда я, слишком легко восприняв минувший эпизод, появилась в волчьей вольере, Серый безмолвно на меня бросился. Уже без всякого "вопроса". Не достал. Друг перехватил в полете.
Растерянного шага назад, промелькнувшего в подсознании страха и оставшейся без отпора агрессии было достаточно. Серый почувствовал, что сильнее меня, и вышел из повиновения. Победил без борьбы. Конец доверию, конец щенячьим нежностям.
Других людей, чужих, он бы обязательно погрыз, доведись такое развлечение. Но через решетку они были ему абсолютно безразличны. Меня же он яростно ненавидел. С рычаньем, едва завидев издали, бросался на решетку, с остервенением, до крови на деснах, грыз прутья и сетку, пока я не скрывалась из виду.
Моей из этой строптивой пары оставалась Буяна, к Серому входили только двое мужчин. Усомниться в их силе и авторитете Серый ни разу себе не позволил. Буечка же, получив двойную порцию внимания и нежных слов, все возвращала сторицей. Сколько ни гуляй с ней, сколько ни возись в клетке, уход - всегда почти трагедия. Едва я, незаметно так, подходила к двери, Буяна, бросив все свои самые важные занятий, оказывалась тоже там. И, прихватив великолепными челюстями мой сапог, ненавязчиво этак обозначала приказ: "Не уходи, хуже будет!". Но хуже нам было вроде бы ни к чему. Поэтому - совершенно случайно - ей в дальний угол приносили обед, а я спокойно уходила.
Но вот работа началась, и пришлось расставаться. Нужно было привозить новых волчат, что бы с ними снова проходить все, что пройдено с Буяшей и Серым. За казенные волчьи харчи платили не мы - не нам было и распоряжаться судьбой зверей. Оставалось лишь подыскать им клетку получше и людей вокруг подобрее. Так отправились Серый с Буяной в Тбилисский зоопарк.
Там, в Москве, будто кнопку нажали: внезапно и, казалось, навсегда включилась агрессия. Но как только Серый встал на пол новой клетки, словно кто-то отпустил ту злосчастную кнопку.
Я поднесла ему миску. Лакая, он языком проходился по моим пальцам. Нежно, как прежде, облизывал подставленные ладони, крепко уткнулся в них широченным лбом, зажмурился и надолго замер. Однажды я уже потеряла его привязанность. Может, не вернись она так неожиданно снова, было бы хоть немного проще уезжать.
В те дни в Тбилиси мы уже никуда не могли идти, только к волкам. Так и провели с ними все время.
...Три года назад уходили мы отсюда втроем, и друзья мои прятали слезы. А наши звери, ручные, ласковые, чуткие, замерли за решеткой и смотрели вслед. А теперь я смотрю на них вот уже пять минут, и никак не верится, что они все забыли.
Потянуло сквозняком. Серый, пробегая, случайно наткнулся на мой запах и остолбенел на полушаге. Осторожно, недоверчиво потянул носом. И тут начал оживать его поникший хвост. Сперва напряженно шевельнулся, а потом все быстрее и веселей замолотил по воздуху.
Перебравшись через барьер, я перестала быть просто посетителем, окончила этот пощекотавший душу эксперимент и прижалась к решетке. Подскочила - вмиг проснулась! - Буяна. Никогда и никто из моих знакомых животных не радовался так бесконечно и бурно. Волки бросались на решетку, визжали и стонали. Подставляли голову, уши, спину. Приседали на задних лапах, юлили и пищали, как щенята. Отпихивали друг друга. Не переставая вылизывали мои руки и нос. И все трое мы совершенно одинаково улыбались.
Не подвела, не обманула волчья память.
Наши звери входят в душу и остаются там навсегда. Частицей характера. Тем закоулком, где можно отдохнуть. Остается след от счастья. И мелкие отметины от зубов и когтей.
Когда подступит расставание, кажется - все. Никого больше не пущу в душу. Сил нет.
Но где-то, ничего еще не смысля в этом мире, живут ничьи малыши. И медленно, и не сразу, и каждый по-своему заглушат они тоску. Прижмутся пушистой шкуркой, крепким лбом, глянут мутно-голубыми такими бестолковыми, такими беззащитными глазами. И снова, незаметно как-то подползут к самому сердцу.

(продолжение следует)

Отредактировано fazy5405 (28-01-2011 16:42:35)